Елена ФЕДОРЕНКО

Мария Александрова — прима-балерина Большого театра, лауреат многих престижных наград, народная артистка России. Из-за травмы она вынужденно пропустила большую часть прошлого сезона, но сегодня опять на сцене, хотя скептики и не верили в ее возвращение.

культура: Вы довольно долго не танцевали... 
Александрова: Внезапно случился полный разрыв ахилла. Правда, через семь месяцев вышла на сцену. После такой серьезной травмы это достаточно быстро.

культура: Травмировались в Лондоне. Оперировались там же? 
Александрова: Предложений на лечение последовало много, но я осознанно поехала в Москву к доктору Балакиреву. Видела результаты его работы, доверилась и поступила правильно. Алексей Александрович заново учил меня ходить.

культура: Многое успели станцевать после возвращения?
Александрова: Сначала вернулась в «Квартиру» Матса Эка, потом восстановила весь свой репертуар — «Спартак», «Раймонду», «Светлый ручей» и «Баядерку», на которой я и «сломалась».

культура: Все эти спектакли провели с Владиславом Лантратовым. Как сложился ваш дуэт?
Александрова: Во многом по необходимости. Основные мои партнеры — Андрей Уваров, Сергей Филин, Николай Цискаридзе — уже оставили сцену. С ними складывались наши дуэты, и они остались в памяти зрителей. В период выхода из травмы нужно было опереться на человека, которому доверяешь. Впервые в жизни мне пришлось признать, что я очень уязвима. Для каждой сильной женщины это и непросто, и неприятно. С Владом мы уже работали: я вводила его в балет «Дон Кихот», мы танцевали «Корсара», «Пламя Парижа», и нас связывали добрые отношения. В моем возвращении в профессию есть заслуга как самого Влада Лантратова, так и его педагога Валерия Степановича Лагунова — с ними я занималась, они терпели меня в зале, когда я еще не могла делать ни плие, ни тандю.

«Баядерка»культура: Почему Вы до последнего отказывались от интервью?
Александрова: Года четыре назад я перестала этим интересоваться. Все интервью выходили похожими друг на друга, вопросы задавались одинаковые. Стало скучно. Да и вообще я не очень люблю говорить. Наша профессия молчаливая, что меня вполне устраивает. К тому же, мне кажется, я стала более замкнутой. Причин тому много, но главная — болезнь и уход Татьяны Николаевны (Т.Н. Голикова — педагог-репетитор Марии Александровой в Большом театре. — «Культура»).

культура: Вы танцевали в балетах разных хореографов: Баланчина и Мясина, Лакотта и Пети, Григоровича и Ноймайера, Ратманского и Поклитару, но всегда признавались в любви к классике. Сейчас предпочтения те же? 
Александрова: Артист должен уметь все, владеть разными стилями. Мое главное предпочтение — сцена. Выбор я сделала самостоятельно, когда мне исполнилось восемь лет. Не думала ни о пуантах и пачках, ни о славе. Просто четко понимала: балет научит меня жизни.

культура: Вы участвуете в амбициозных мировых премьерах Большого театра, — «Гамлете» Доннеллана — Поклитару и «Герое нашего времени» Серебренникова — Посохова? 
Александрова: В «Гамлете» не занята, а в «Герое нашего времени» репетирую «Тамань».

культура: Эксцентричную дикарку-контрабандистку, очаровавшую Печорина?
Александрова: Да, Ундину. С Юрием Посоховым работать интересно, репетиции динамичные и содержательные.

культура: Из Вашего современного репертуара особенно запомнились Джульетта в версии Раду Поклитару и Императрица в «Русском Гамлете» Бориса Эйфмана...
«Ромео и Джульетта»Александрова: Обе возникли достаточно спонтанно. В кастинге на роль Джульетты участвовали другие артистки. У меня же тогда был совершенно сумасшедший репертуар: огромное количество спектаклей и возобновление «Дочери фараона». Когда я пришла на репетицию, первый акт был готов. Мне показалось, что все это видано-перевидано, образ Джульетты я вообще не поняла, но отметила огромное значение массы, силу противостояния кланов, и, конечно, я обожаю Шекспира и Прокофьева. Помню наш разговор с Татьяной Николаевной, когда мы выходили из репзала. Она спросила: «Ну что, пойдешь на «Ромео»?» Ответила: «Пожалуй, да». Татьяна Николаевна остановилась и посмотрела осуждающе. Я поняла: мне нужно ее не просто убедить, но найти такие слова, чтобы она признала мою правоту. «Если не попробую, то всю жизнь буду жалеть». Она поняла, смотрела уже готовый спектакль несколько раз и называла меня «своей Мазиной». «Ромео» мы танцевали на высоком эмоциональном подъеме. Наше горение почувствовали на гастролях в Лондоне — обрушившееся на нас море цветов заставило меня вспомнить фотографии со спектаклей Плисецкой.

«Русский Гамлет» Эйфмана тоже поначалу планировался на других танцовщиков, но они отказались. На этом спектакле я поняла, что профессию балерины дает театр. Готовясь к роли, прикасаешься к иной эпохе, читаешь, изучаешь факты, костюмы, работаешь над образом... Правда, спектакль не имел к реальной истории прямого отношения, то есть собранная информация вроде не нужна, но мне было важно понять мироощущение героини.

культура: Ваша настойчивость подарила Вам летом роль Катарины в премьере «Укрощение строптивой». Вы станцевали вопреки желанию хореографа Жан-Кристофа Майо... Что случилось?
Александрова: Никто не знает. Все изменилось с того момента, когда я вернулась после паузы: репетировала и танцевала «Раймонду». За это время предпочтения Майо поменялись, что меня не испугало. Это нормально. Но возникло ощущение, что хореограф хотел всеми правдами-неправдами добиться, чтобы я сама отказалась от спектакля.

«Укрощение строптивой»Многие объясняли произошедшее тем, что Майо не умеет работать с двумя составами. Но мы давно живем в театре и уже привыкли, что те, кто приезжает с Запада, начинают нас учить, словно до них мы вообще профессией не занимались. Не репетирует Майо с двумя составами — хорошо. Мы — второй состав, и солисты, и кордебалет, — работали сами. Многие думали отказаться. А я не сворачиваю с половины дороги. Может быть, благодаря моей стойкости и сохранился второй состав. Многие поверили в себя, а вера в нашем деле важна.

культура: Решительность и целеустремленность позволили Вам возглавить профсоюз? 
Александрова: Я просто представитель профкома. Когда случилась жуткая история с покушением на Сергея Филина, то предполагалось, что организацию возглавит Паша Дмитриченко. После его ареста (как заказчика преступления. — «Культура») временно исполнял обязанности председателя Руслан Пронин. Потом балетный коллектив выдвинул мою кандидатуру. Поначалу я отказалась, потом подумала и сказала: если я нужна, пожалуйста. Сейчас ситуация с профсоюзом обстоит довольно странно — все заняты своими делами.

культура: А есть ли вообще смысл в этом добровольном сообществе?
Александрова: Это достаточно пассивная организация, но без нее в Большом театре не обойтись. Профессиональные проблемы решаются не с артистами, а с профсоюзом.

культура: Вы участвовали в составлении коллективного договора. 
Александрова: Я курирую проблемные ситуации, если они возникают в труппе.

культура: Договор инициировал гендиректор Владимир Георгиевич Урин? Не зря?
Александрова: Думаю, история с коллективным договором понадобилась ему, чтобы понять, как обстоят дела в театре и что за люди в нем работают. По-другому быстро не разобраться. Владимир Георгиевич достаточно смелый человек, не боится разговаривать с артистами. Прежнее руководство опасалось. Директор — человек открытый, все схватывает на лету, моментально понимает суть вопроса. Вообще, если есть возможность договориться артистам и руководству, то это — большой плюс. Даже в виде такого документа, как коллективный договор. Мы же не частная компания, а государственная система.

культура: Договор готовили сообща представители всех коллективов и служб театра. Что более всего волновало доверенных лиц от балета?
Александрова: Основной пункт наших разногласий с руководством — контракты. Мы объясняли, почему они должны быть бессрочными: в Большом (и не только по названию) репертуарном театре нельзя без преемственности. В нашем деле текучка кадров ни к чему хорошему не приводит. У администрации — другой взгляд, они опасаются балласта, с которым ничего нельзя поделать. Сложный и болезненный вопрос остался открытым.

культура: Вечный вопрос о различиях между московской и петербургской балетными школами взбудоражил общественность в связи с назначением Николая Цискаридзе ректором Вагановской академии.
Александрова: Школа — одна, нюансы разные. У нас нет проблем с ребятами из Мариинского театра, Москва всегда была космополитичной. В петербуржцах сидит такая имперская обидчивость, они всегда сравнивают себя с нами. В Большой наследников Вагановской школы влекло давно. Уланова, Семенова, Тимофеева, Семеняка — они четко знали, зачем поменяли город и театр. Они приезжали за масштабностью — непонятной, всеобъемлющей, а порой — раздражающей. Ехали за бурными эмоциями, за познанием дуэтного танца, где складываются отношения мужчины и женщины.

культура: Это есть только в Большом театре?
Александрова: Было. А в Мариинском не было и нет: у них есть дива, а партнер всегда прилагается.

культура: Вы москвичка и в Ваших словах звучит гордость за родной город. 
Александрова: Мне может что-то и не нравиться, но я очень люблю свой город и свой театр. Причем на каком-то животном клеточном уровне. Иногда проезжаю мимо Большого и чувствую, в каком он эмоциональном состоянии.

культура: Похож на живого человека?
Александрова: Да.

культура: И как он сейчас? Здоров? Бодр?
Александрова: Нет. Он на переломе от серьезной болезни к выздоровлению. Надеюсь.

культура: Какой вирус его подкосил? История с Сергеем Филиным?
Александрова: Та трагедия — результат определенных событий. Большой театр существует неотрывно от страны. Культура вообще показатель серьезных глубинных процессов. Но в том, что произошло в Большом, вина каждого из нас. Театр — средоточие противостояний и амбиций, здесь нельзя никого подогревать и подзуживать. Наоборот, атмосферу надо разряжать, напоминая, что все мы пришли сюда ради профессии. Меня пугает не столько экономический кризис, сколько моральное состояние общества.

культура: Труппа сейчас в хорошем состоянии?
Александрова: Снова нет. Пришло много людей со стороны, не понимающих, куда они попали...

культура: На церемонии «Бенуа» Вы попробовали себя в роли ведущей. Увлеклись?
Александрова: Это очень странно, когда ты говоришь на сцене. Непривычно.

культура: Кем себя видите в будущем?
Александрова: В нашей профессии будущее начинается только в самом будущем. Профессия требует полного подчинения. Все время занят: без конца репетируешь, танцуешь спектакль, учишь новый балет, шьешь туфли, стоишь на примерке костюма, обдумываешь с гримером, как будешь выглядеть... Хотя иногда обидно, что театр забирает у тебя обыкновенную жизнь обыкновенного человека. Посмотреть кино или почитать книгу — только это я и могу себе позволить.