Похоже, и в Большом, и в Министерстве культуры решили восстановить пострадавшую репутацию театра, «отбросив» все, что было до назначения Владимира Урина. Новый генеральный директор, открывая сезон, заявил, что вопросы о коррупции и правомерности трат на реконструкцию театра должны задаваться не ему, а компетентным органам, и призвал журналистов пользоваться исключительно информацией из пресс-службы ГАБТа, обещая максимальную открытость. Николаю Цискаридзе обещана символическая компенсация — участие в трех прощальных «Щелкунчиках» на сцене Большого. Ученица Цискаридзе и подруга Павла Дмитриченко Анжелина Воронцова теперь — прима Михайловского театра в Петербурге. Сам Павел Дмитриченко, арестованный по подозрению в организации нападения на руководителя балета Большого театра Сергея Филина, фактически пошел на сделку со следствием, согласившись заменить адвоката Виолетту Волкову, известную по делу Pussy Riot и процессу узников Болотной, на адвоката Николая Полозова. После этого Дмитриченко заявил, что не будет публиковать информацию о нарушениях в работе Большого театра, распределении грантов и ролей, зафиксированную в его тетрадях, продемонстрированных им ранее в суде. Замена Волковой произошла в тот момент, когда она собиралась подавать в Европейский суд по правам человека протест на условия содержания Дмитриченко. Все это могло стать новым ударом по репутации и Большого, и России.
Произошли и другие кадровые изменения. Femme fatale Ольга Смирнова, с которой, по словам Николая Цискаридзе, у Сергея Филина были не только рабочие отношения, стала ведущей солисткой. Пока Филин лечился, она вышла замуж за Дмитрия Костова, сына Диляры Тимергазиной, правой руки и советника Филина в театре, по совместительству — генерального директора филинского фонда «Балетные традиции». Владислав Лантратов, также протеже Филина, получил после гастролей в Лондоне одну из четырех освободившихся в театре звездных ставок, став премьером.
Из руководства уволен Михаил Фихтенгольц, начальник отдела перспективного планирования Большого театра, приглашенный на работу в ГАБТ при бывшем директоре Иксанове. С ним не продлили контракт. Некоторые связывают это c тем, что он собирал подписи членов труппы под письмом к президенту РФ в защиту Дмитриченко (все письма и поручительства готовились по предложению защиты артиста) и пытался вмешаться в работу балетной труппы. Фихтенгольц известен как сторонник западной системы stagione — своего рода альтернативы репертуарному театру, когда спектакль ставится на короткое время с приглашенными артистами.
Все это свидетельствует, что и Минкульт, и руководство театра желают спокойствия. Очевидно, что Владимир Урин очень хотел бы опереться на коллектив, не раздираемый непримиримыми противоречиями. На открытии сезона он сказал, что сможет работать только при поддержке всего театра. Но весь вопрос в том, возможен ли мир при нынешнем механизме управления труппой.
Зарплата исполнителей балета в Большом театре — 9 тыс. рублей в месяц в кордебалете, 14 тыс. рублей получает премьер. Ставка педагога хореографии
— 12 тыс. рублей. К ним добавляются суммы из президентских грантов, средний размер доплаты — 8—24 тыс. рублей. Таким образом, вместе с президентским грантом в месяц может получиться 17—40 тыс. рублей. Артистам также дополнительно платят за выходы в спектаклях. Так, Николай Цискаридзе, по его собственным словам, мог получать по 60 тыс. рублей за выход. Но достанется ли артисту доплата, премия за выход в спектакле или нет, зависит от художественного руководителя балета. Он может снять любого артиста со спектакля, мотивируя это тем, что артист, по его мнению, не готов. Естественно, здесь открываются широчайшие возможности для начальственного произвола и сведения счетов. Позволил артист себе критические высказывания или «несанкционированные» выступления в другом театре, его могут лишить доплаты за счет президентского гранта.
Кроме того, в театре пышно расцветает фаворитизм. «Балетное руководство начинает унижать, оскорблять людей, запугивать их снятием с репертуара, лишать за любое не понравившееся слово премий, распределять президентские гранты в своих интересах (прикрываясь ими же созданной комиссией из людей, которые за это получают бонусы)… Стоит задуматься, где проблема, где истинная опухоль всего происходящего?» — написал из заключения Павел Дмитриченко на радио «Свобода» в сентябре 2013 года.
В пресс-службе Большого любую компрометирующую театр информацию опровергают: «Приведенный фрагмент письма Павла Дмитриченко на радио «Свобода» является его частным мнением, которое мы не комментируем. Чтобы доказать или опровергнуть данную информацию, Павел Дмитриченко должен обратиться, вероятно, в соответствующие органы». Сергей Филин все обвинения в коррупции тоже отметает. «Я мзды не беру, я никогда этого не делал, никогда никого не обирал», — заявил он в телепрограмме «Сати. Нескучная классика». Однако едва ли кто-то может отрицать, что система распределения ролей и денежных выплат в Большом недостаточно прозрачна, и именно в этом источник многих проблем.
Возможно, оздоровить ситуацию могли бы контракты западного образца, заключаемые с артистом раз в 4—5 лет — от одной переаттестации до другой (в России такие существуют в Михайловском театре в Петербурге). В них, как правило, прописывается, в каких постановках артист занят, в каких гастролях участвует, а также его право на выступления в других театрах и за рубежом. Владимир Урин сообщил «Профилю», что не исключает возможности подобных контрактов в ГАБТе, но они станут возможны, только когда театр начнет планировать свою работу минимум на 2—3 сезона вперед. «Урин пойдет по этому пути, ни по какому другому идти просто невозможно, и тогда артисты очень скоро поймут, что они смогут здесь зарабатывать так же, как на Западе, но тогда и ответственность должна быть у них такая же, как на Западе: не срывать спектакли; не туда все время ездить, а сюда время от времени возвращаться; работать здесь, а туда ездить иногда», — рассказал «Профилю» ректор Школы-студии МХАТ Анатолий Смелянский. Однако прима Большого Светлана Лунькина считает, что одних только формальных контрактов недостаточно, их исполнение должен кто-то контролировать, у нас такой инстанцией могло бы стать, например, Министерство культуры. И главное — система должна быть прозрачной. «В Национальном балете Канады, где я сейчас работаю, всем и заранее известно, кто и в чем занят, это обсуждается открыто», — рассказала она «Профилю», заметив, что в Большом к руководству исполнителям просто нет доступа.
Однако дело не только в несправедливом распределении денег между артистами, но и в неправильном управлении имиджем театра. «Очень важная вещь: в Большой театр не ходит руководство страны, — рассказал «Профилю» Александр Гафин, возглавлявший ранее исполнительный комитет попечительского совета ГАБТа. — Я хожу в Большой театр, но никогда не видел в соответствующей ложе ни Путина, ни Медведева, которые бы слушали, скажем, «Севильского цирюльника».
Ситуацию, по мнению Александра Гафина, ухудшает еще и то, что члены попечительского совета, несмотря на солидные взносы (250 тыс. евро в год от каждого юридического или физического лица), не имеют никакого влияния на театр и никак не участвуют в его жизни. «Туда пришли люди, далекие от театра — нефтяные компании, крупные банковские холдинги, — которым дана была директива Кремля: нужно помочь Большому театру, выделить средства, — сетует Александр Гафин. — И они просто платят таким образом социальный оброк нашему дорогому государству и правительству. Имиджем надо управлять, надо выстраивать отношения с людьми, а их использовали только как кошелек». Гафин считает, что Большой театр вполне мог бы стать культурным центром, клубом, объединяющим интеллигенцию, артистов и бизнесменов. Тогда у тех, кто дает деньги, было бы чувство причастности к театру и ощущение результата от вложений. «Так работает Национальный оперный театр Латвии, который ставит премьер в два раза больше, чем Большой театр, а денег на них получает в 20 раз меньше. Ты можешь работать во влиятельной газете и любить театр. Для друзей и спонсоров проводятся специальные обеды, гала-ужины, где выступают молодые артисты, выделяются билеты, абонементы, и театр постепенно становится твоим вторым домом… Но в Большом театре процветает совковый подход: надежда на то, что вот мы сейчас позвоним в Кремль, там надавят на кого надо, они придут и нам в зубах принесут эти деньги… Западная модель театра—дома—клуба не работает…» — заключает он.
Неправильно выстроенная система финансирования и менеджмента привела к тому, что за последние годы Большой потерял нескольких ярких артистов: Николая Цискаридзе, Андрея Уварова, Дмитрия Белоголовцева, Владимира Непорожнего. Алексей Ратманский не стал продлевать свой контракт художественного руководителя, уйдя в American Ballet Theatre. Как уже было отмечено, Анжелина Воронцова теперь — прима Михайловского театра, Светлана Лунькина — Национального балета Канады. Для Большого театра это не только имиджевые потери, это потеря качества.
Творческая реализация артистов не менее важна, чем финансовые вопросы. Об этом сказал генеральный директор Михайловского театра Владимир Кехман, после того как из Большого в Михайловский из-за невозможности реализовать себя ушли Наталья Осипова и Иван Васильев. Оба сейчас имеют постоянные контракты с American Ballet Theater, а Осипова с осени 2013-го еще и прима в Royal Opera House в Лондоне. Кстати, благодаря им, сбежавшим из Большого звездам, театр выглядел весьма достойно на гастролях в Лондоне. В наступившем сезоне они снова будут танцевать на сцене Большого, как и Диана Вишнева. Во многом их возвращение в Большой, пусть и в качестве гостей, заслуга Владимира Урина. Впрочем, перед ним стоит задача более сложная — чтобы звезды из Большого не убегали, не скандалили, а работали на имидж театра и страны.