Как Борис Эйфман решил замахнуться на комедийный балет и «Лебединое озеро», почему отказался от выдвижения на звание почётного гражданина Петербурга, и что происходит на стройке судебного квартала на Петроградской стороне, где должен появиться Дворец танца, — об этом «Фонтанка» побеседовала с хореографом.

6 февраля на сцене Александринского театра Санкт-Петербургский государственный академический театр балета Бориса Эйфмана представит премьеру спектакля «Эффект Пигмалиона». Это первая за долгое время комедийная постановка хореографа.

Архетипический сюжет, получивший второе рождение в пьесе Бернарда Шоу, Борис Эйфман перенёс в мир бальных танцев. Выдающийся танцовщик решает «изваять» из нескладной жительницы городской окраины мастеровитую артистку. Главные партии в двухчасовом спектакле на музыку Иоганна Штрауса-сына исполняют ведущие солисты труппы Эйфмана Олег Габышев и Любовь Андреева, а также молодая солистка Алина Петровская. Чтобы освоить сальсу, джайв и ча-ча-ча, им пришлось привыкать к специальной обуви на каблуках и часами смотреть видео европейских и мировых танцевальных чемпионатов.

— Борис Яковлевич, во-первых, почему всё-таки комедия? Ведь в последние пять, а то и десять лет Театр Эйфмана был сосредоточен на трагедии и драме.

— Всему своё время. У нас был период, когда мы увлеченно создавали новое направление в хореографическом искусстве — психологический театр балета. Волновавшие меня темы требовали трагического накала страстей. Но в мире сегодня так много негативных событий! Балетный театр как театр открытых, естественных эмоций должен дать зрителям ту позитивную энергию, которая им необходима.
Идея «Эффекта Пигмалиона» возникла не спонтанно. Она долго зрела. Я искал тему, сюжет, музыку. А потом, когда всё сошлось, — получилась яркая постановка. Мы открыли неизведанные пластические грани комедийного балета. И одновременно показали новые возможности нашей труппы.

— О каких именно возможностях вы говорите?

— Я не стал бы раскрывать все карты. В спектакле представлен широкий спектр инноваций, интересных находок. «Эффект Пигмалиона» зиждется на сильной современной хореографии, которая включает и неоклассику, и модерн, и даже клоунаду. Мы изучили новую для себя технику бального танца. Хотя он дан, конечно, не в чистом виде — это было бы немыслимо — а в контексте балетного искусства.

В «Эффекте Пигмалиона» немало актёрских открытий. Олег Габышев, известный по драматическим партиям Чайковского, царевича Павла, проявляет себя как комедийный исполнитель. В этом же качестве предстает перед зрителем и Любовь Андреева, танцевавшая Камиллу Клодель в «Родене», жену композитора в «Чайковском» и другие трагические роли. Публике будет интересно познакомиться с нашей новой звездой — Алиной Петровской, появляющейся в образе Теи, — отвергнутой партнёрши главного героя. Эта роль по-настоящему раскрывает ее артистическую индивидуальность.

Новый спектакль – неожиданный и для меня самого. Я не знал, что во мне, оказывается, ещё живут столь позитивные эмоции. Когда ты ставишь такой балет, его нужно насытить своими чувствами. Придумывать что-либо бессмысленно — все нужно пережить самому. Я рад осознавать, что ещё довольно молод творчески и могу создавать спектакли, подобные «Эффекту Пигмалиона».

— Где вы сами черпали позитивные эмоции? Говорят, источником вдохновения стали фильмы Чарли Чаплина?

— Я бы не сказал, что Чаплин вдохновил меня на новый спектакль. Другое дело, что, когда я приступил к работе, то пересматривал его старые фильмы, как и ленты других комедиантов начала XX века. Чаплин даёт ощущение гениальной легкости. Смотришь — и кажется: всё так просто! Чисто, непринужденно, игриво, как брызги шампанского. Но нет: его шедевры — результат колоссального труда.

Я благодарен судьбе за то, что решился поставить балет на произведения Штрауса. С одной стороны, сложно назвать более популярную музыку. Однако, когда погружаешься в это звучание, то понимаешь: Штраус не только потрясающий композитор, но и драматург. Бывает, музыка проходит мимо слушателя. Но Штраус — тот случай, когда она проникает в тебя и ты становишься частью ее ритма. Слушаешь ли ты польку или вальс, невозможно усидеть на месте. Ты сам начинаешь танцевать.

— То есть где-то в антракте зрители должны пуститься в пляс?

— Полагаю, даже не в антракте, а прямо во время спектакля. Я не удивлюсь, если в какой-то момент одна из пар в зрительном зале пустится в пляс.

«Ни один театр мира не имеет такого репертуара, который планируем иметь мы»

— Верно ли я понимаю, что «Эффект Пигмалиона» — не единственная комедия, которую вы собираетесь поставить в ближайшем будущем?

— Летом мы открываем Детский театр танца — новую общегородскую публичную площадку с потрясающей современной сценой, залом на 500 мест. Торжественный концерт назначен на 1 июня, и к этому событию я поставлю одноактный балет, который объединит классику, модерн, хип-хоп и акробатику. А к концу года хочу выпустить в Детском театре спектакль «Пиноккио» на музыку Оффенбаха. Он тоже будет комедийным. Надеюсь, впоследствии мы станем еще чаще обращаться к данному жанру — Детский театр потребует оптимистичных и светлых красок.

Что касается нашей труппы, то в 2020 году начнется возрождение балета «Дон Жуан, или Страсти по Мольеру». В спектакле будет много буффонады, хотя назвать его комедией нельзя. Это балет о тяжком житии великого художника, которой на сцене комиковал, а за ее пределами страдал.

— Кажется, здесь есть перекличка с вашей жизнью.

— Я беру только те темы и героев, с которыми мне хотелось бы провести год жизни. Ровно столько (и даже больше) уходит на создание спектакля. Мольер, живший в театре, страдавший, зависимый от него, мне очень близок. Уже сегодня понятно, что мы не просто восстановим балет, а подготовим полноценную новую версию со своей оригинальной драматургией и хореографией.

— Похоже, возвращение «Мольера» — один из шагов к тому, чтобы сформировать репертуар для будущего Дворца танца Бориса Эйфмана?

— Сейчас мы гастролирующий театр и не самостоятельны в выборе репертуара. Труппа зависит от импресарио, которые приглашают нас с определёнными балетами, например, в Нью-Йорк или Париж. Какие-то спектакли сходят со сцены — не потому, что они плохие или устарели. От нас постоянно требуют новых работ. Мы не можем позволить себе, как некоторые театры, всю жизнь гастролировать с «Лебединым озером».
Дворец танца станет нашим домом, и я, действительно, уже сейчас думаю о репертуаре. Он должен включать, как минимум, 14 полноформатных балетных спектаклей. Ни один театр мира не имеет такого разнообразного репертуара, который мы планируем иметь и постоянно показывать.
Дворец танца – не площадка для одного лишь Эйфмана. Там будут представлены самые разные виды хореографического искусства, от фольклора до модерна. Кроме того, на новой сцене смогут гастролировать лучшие мировые балетные компании. Дворец будет открытым театром с классической и современной труппами, а также творческой лабораторией.

— Можете рассказать о лаборатории подробнее?

— Во Дворце будет две сцены — большая (для моих артистов и гастрольных спектаклей) и малая. Малая сцена — black box, трансформирующаяся платформа для экспериментов. Из выпускников нашей Академии танца мы создадим труппу, и молодые хореографы смогут ставить с этими артистами спектакли, проводить для них мастер-классы. Это будет некоммерческая лаборатория, которая даст возможность начинающим деятелям балета проявить себя.

— Кто будет лидером этой команды? Есть у вас на примете молодые хореографы?

— Молодой хореограф — ещё не лидер. Умение сочинять на музыку движения, не означает, что он готов руководить целым направлением. Чтобы возглавить труппу, нужно быть хорошим менеджером. Я ищу человека с организаторским умом, но такой кандидатуры пока нет. И это, не буду скрывать, меня расстраивает — ведь лидер нужен и для Детского театра, и для Академии: я не могу всем заниматься один.

Не хочу показаться категоричным. Опроси десять балетных людей среднего возраста — они ответят: «Почему не я? Я готов!». Но сказать и сделать — разные вещи. Николай Цискаридзе активно проявлял себя как лидер в Большом театре – и теперь успешно руководит Академией имени Вагановой. Он профессионал высочайшего класса, образованный, интеллектуальный человек. Второго такого я не вижу. Может быть, это моя вина.

— Чтобы воплотить все ваши планы, явно придётся увеличить труппу.

— Труппа в пятьдесят человек, конечно, не сможет справиться со всеми задачами. Тем более что во Дворце танца мы планируем ставить классику. «Лебединое озеро», «Щелкунчик», «Баядерка», «Корсар» пользуются большой популярностью в мире. Причем они важны для привлечения не только публики, но и танцовщиков. Артисты должны понимать, что, придя к нам, получат шанс реализоваться в самых разных направлениях.

— Кто будет ставить «Лебединое озеро»?

— Мне самому интересно заняться постановкой. Конечно, это не будет копия классического «Лебединого озера». Я хочу показать свое видение легендарного балета, открыть его ещё нереализованные возможности, отталкиваясь от фантастической истории спектакля.

Сейчас стало модным находить в библиотеках якобы старые записи и реанимировать по ним хореографию Петипа. Я скептически отношусь к подобной практике — получается псевдоклассика. Другие хореографы вносят непринципиальные изменения в каноническую партитуру и присваивают очередной версии свое имя. Хотя, по-моему, здесь уместнее говорить не о версиях, а о подделках. Вообще проблема современных российских театров в том, что они часто выдают за достижения либо сомнительные классические постановки, либо переносы старых западных спектаклей. Успехом же должно считаться создание нового репертуара.

Известны экспериментальные зарубежные трактовки «Лебединого озера» – версии Матса Эка, Мэтью Борна. Последняя для меня — пример талантливой авторской интерпретации темы. Борн отошёл от первоисточника, но сочинил очень хороший, добротно скроенный спектакль. Хотя думаю, что я сам сделал бы нечто менее радикальное. Я вижу свое «Лебединое озеро» как неоклассическую постановку, не перенасыщенную авангардными элементами, но в то же время являющуюся подлинным спектаклем XXI века.

«Москва не терпит таких долгостроев»

— Мы сейчас так говорим, будто Дворец танца откроется завтра. Но сроки строительства на проспекте Добролюбова уже не раз переносились. Когда Дворец обещают сдать?

— Пока называют 2021 год. Я фаталист и считаю: если мне суждено иметь свою сцену, значит, никто этому не помешает. Если нет – никто не поможет. Я уверен: здание построят. Другое дело, что я хочу войти в новые стены, находясь в хорошей творческой форме, и создать ту структуру, которая успешно работала бы и со мной, и без меня. Для этого нужно иметь силы.

Сейчас десять гектаров земли в центре Петербурга стали бельмом на глазу города. Видя из года в год забор, которым окружена стройка, мы все испытываем стыд. Позиция президента и правительства четкая: проблема будет решаться. Я знаю людей, занимающихся строительством судебного квартала. Они также намерены довести все до конца. Я сам жду этот театр более двадцати лет. Для меня нынешний проект Дворца танца – уже четвертый. Я раз за разом переживал весь путь от первых собеседований с архитектором до продумывания схемы каждого коридора, каждой комнаты.

— Когда вы в последний раз получали обратную связь со стороны управделами президента, строителей?

— Я в постоянном контакте с архитектором. Последний раз связывался с ним в первой половине декабря. Знаю, что деньги на строительство отпускаются постоянно. Уже забили сваи, идёт период экспертизы. Весной будут возводить цокольный этаж. Когда начинается строительство, сваи становятся краеугольным камнем. Сваи забили, экспертиза пройдена — и можно сказать: «Театру быть».
Около Дворца танца расположится прекрасный парк, который я хочу сделать парком балетной славы. Люди смогут отдыхать в нем всей семьёй. Там будет аллея Кшесинской, фонтан Анны Павловой, памятники другим выдающимся танцовщикам.

— Вы можете повлиять на архитектурное решение парка?

— Я ни на что повлиять не могу, но готов высказывать архитектору пожелания.

— Вы чувствуете со стороны городской власти какую-то активность по поводу строительства, желание разрешить ситуацию, хотя это и не объект Смольного?

— Если бы вы задали свой вопрос представителям администрации Петербурга, он был бы по адресу. Пришёл новый губернатор, человек с серьёзными намерениями. Он о проблеме знает, тем более что работал полпредом президента в СЗФО. Надеюсь, его позицией не будет: «Это не моё дело, а федералов». Судебный квартал – вопрос не Москвы, а Петербурга. Москва «Зарядье» открыла. В ней каждый год возводят новые театры и реанимируют старые. Москва развивается и не терпит таких долгостроев.

«Если бы мне дали право, я бы голосовал за патриарха и Матвиенко»

— В 2017 году вы сняли свою кандидатуру с голосования на пост почётного гражданина Петербурга. Почему?

— Меня выдвинули, и я не возражал, легко к этому отнёсся. Но когда узнал, что параллельно со мной выдвигаются Валентина Ивановна Матвиенко и патриарх Кирилл, то подумал: соревноваться с ними — неправильно. Если бы мне дали право, я бы голосовал за патриарха и Матвиенко. Другие кандидаты решили иначе, и таков их выбор. Я никого не осуждаю. Сейчас даже и не вспомнил бы об этой истории, если бы вы не спросили.

— Меня бы в этой ситуации, скорее, смутила необходимость соревноваться с Александром Сокуровым или Эдитой Пьехой.

— Конкуренция с Сокуровым меня не смущает. Мы оба приехали в Петербург, чтобы заниматься здесь творчеством. Мы почти ровесники. Я и Сокуров – художники совершенно разные, но по своему статусу и значимости для представления петербургской культуры в мире мы, пожалуй, практически равны. Если бы звание дали Cокурову, я бы первым его поздравил.

— А как же Эдита Станиславовна?

— Почётное звание ни на что особенно не влияет, я не стал бы так на нем фокусироваться. Вообще было бы правильно, если бы его давали без номинирования. Чтобы столько лет не муссировали имя Пьехи, а однажды утром объявили: «Эдита Пьеха — почётный гражданин Петербурга».

— Если бы эту премию присуждали вы, кого бы вы выбрали?

— Я, в основном, общаюсь с людьми – мною глубоко уважаемыми – которые связаны культурой. Знаю ещё несколько человек из других сфер — они руководят образовательными и медицинскими учреждениями. Но я не в курсе, кто сейчас строит корабли и управляет метро. Если говорить о культуре, то дал бы звание Гергиеву, Додину, Темирканову, Пиотровскому, Сокурову. Это те личности, которые сегодня формируют мировой имидж Петербурга. Гергиев, Темирканов и Пиотровский звания уже получили. Остались Додин и Сокуров.

Беседовала Елена Кузнецова, «Фонтанка.ру»