Для премьера Большого театра Николая Цискаридзе нынешний год - дважды юбилейный: 5 лет он находится на посту ректора Академии русского балета им. А. Вагановой.
А сама академия отпраздновала своё 280-летие концертами в Большом театре и Государственном Кремлёвском дворце, которые прошли с аншлагами. 

Чтобы мир завидовал
Юлия Шигарева, «АиФ»: Вы, Николай, всегда таким неугомонным были или это с возрастом пришло? Сидели бы себе спокойно в кабинете ректора, почивали бы на лаврах, абсолютно заслуженных. Но нет - бегаете, организовываете, двери открываете, которые для других наглухо закрыты. Один только концерт на Исторической сцене Большого театра, посвящённый 280-летию Вагановской академии, чего стоит - чтобы питерцы в святая святых Москвы танцевали!

Николай Цискаридзе: Почему бегаю? (Задумывается.) В какой-то момент мне стало обидно, что наш театральный мир начал рушиться. Менялись руководители - и в администрации, и в художественной части. И каждый следующий был бездарнее предыдущего. А артисты оказывались заложниками ситуации. Когда для учеников балетных училищ отменили отсрочку от службы в армии, когда нам навязывали эту болонскую систему образования, я стучался во все кабинеты, кричал: что вы делаете? К счастью, меня услышали.

И всё это время про меня говорили, что я идиот, что я таким образом хочу прорваться в руководство. Но у меня была лишь одна цель - сохранить это уникальное искусство, которое в России смогли поднять на невероятную высоту, а после подарить, разнести по всему миру.

Я очень спокойный и ленивый человек. Очень! Услышать от меня слово «да» можно очень редко. Но когда за что-то берусь, должен это доделать, как бы тяжело мне при этом ни было.

- На занятиях вы отпускаете в сторону учеников очень едкие замечания. Но ведь сами наверняка помните, как это больно, когда педагог во всеуслышание заявляет, что руки у тебя - как кочерга. Не хочется пожалеть ребят?

- Нет! А их жизнь не будет жалеть! Только самые психологически стойкие люди могут выходить на сцену и каждый раз штурмовать тот олимп, который был взят их предшественниками. Ты должен перепрыгнуть эту планку. Потому что, когда ты недолетаешь, сидящие в зале понимают: всё, пора на пенсию! Так что, как бы жестоко со мной педагоги ни обращались, я, конечно, расстраивался, но понимал: это делается любя. Потому что воспитывать свой организм - это очень непросто. И мои ученики знают, что я могу ругать только за невнимательность. А так я их очень люблю.

Особенности русского характера
- На нынешнем юбилее академии вы вновь вышли на сцену Большого театра. Как ощущения?

- А я отсюда никуда и не уходил - просто перестал исполнять роли классических принцев. Так как я неразрывно связан с моим родным театром (а сейчас - ещё и благодаря моим ученикам), то я вижу всё, что происходит. И лишний раз убеждаюсь: на мою артистическую жизнь выпало чудовищное время - эпоха перемен. Перемен в неважную сторону. Я готов простить человеку, которого, может, не очень люблю в жизни, всё, если он - профессионал. Но если вижу некачественную работу... Когда выпускники Вагановки, а ныне звёзды Большого театра выходят на сцену, никому не надо говорить, что хорошо, что плохо, - всё и так видно. Почему классическое искусство самое сложное? Потому что в нём моментально становится понятно, в какой форме исполнитель, стоит ли ему продолжать танцевать или уже можно начинать клясться в верности песням военных лет или современному танцу.

- Труппу Большого сегодня пополнили дети со звучными фамилиями. Деньги помогают крутить фуэте и делать арабеск?

- Дети со звучными фамилиями на эту сцену попадали всегда - и во времена Советского Союза, и по протекции в царское время. Но! Если во главе стоит профессионал, ты никогда не обратишь внимания, к какой династии принадлежит артист. Потому что он будет занимать своё место сообразно своим способностям. Трагедия в том, что рыба гниёт с головы. И если раньше я это говорил как артист, то сейчас говорю как чиновник, показавший отличный результат. Потому что знаю точно: если сам не прослежу за тем, что детям кладут в суп, как моют туалет, если своими ногами не пройду всё здание академии, всё будет функционировать по-другому. А когда в руководстве сидят люди, которые не понимают всех тонкостей театрального мира, то это отражается на качестве.

- Так, может, у нас в стране всё никак не налаживается, потому что тем, от кого зависит принятие решений, безразличен результат?

- Да! Почему все так ждут прямой линии с президентом? Потому что - и в этом я убедился на собственном опыте - если до него удавалось донести проблему, это решалось всегда. И некоторые получали нагоняй. К сожалению, равнодушие - оно же всегда было. Вспомним «Левшу» Лескова: там всё написано. Что, Николай I или Александр I были виноваты в том, как относились к талантам на Руси? Нет, виноваты в этом чиновники, которые оказались не на своём месте.

- К вопросу про своё место и своё дело. Футбол, как и балет, пришёл к нам с Запада. Но почему в балете нам весь мир рукоплещет, а с футболом как-то не выходит?

- Балет очень хорошо лёг на две наши национальные особенности. Первая: мы должны иметь всё самое крутое. Если дворец - то самый большой, если количество фонтанов - то больше, чем где бы то ни было. Почему Большой театр оказался самым большим в Европе? Потому что московские купцы, узнав об этой затее, подмогли казне, чтобы в Москве построили театр в два раза шикарнее, чем в Милане или Париже. На развлечения - оперу, балет, живопись, оркестры - Россия никогда денег не жалела.

Вторая - балет прекрасно ложится на славянскую структуру мышц. Поэтому же нам нет равных в фигурном катании, художественной гимнастике. А футбол – это не российская история. И надеяться не на что. Так что лучше играть в хоккей - в нём нам есть чем гордиться.

- Сейчас даже завзятые злопыхатели в восторге от того, на каком высочайшем уровне Россия проводит ЧМ. Как нам удалось за считанные дни сломать образ самого страшного народа в мире?

- Характер наших людей, он чем ещё отличается - когда возникает критическая ситуация, в нас рождается какая-то невероятная энергия. Меня поразила история, которую я услышал в Павловске. Когда началась война, девять молоденьких девочек-сотрудниц за считаные недели упаковали все экспонаты музея, статуи, люстры, вазы и зарыли их так, что немцы, даже найдя план парка, не смогли заполучить эти сокровища. А там, чтобы одну люстру снять, пара крепких мужиков нужна. Есть, видимо, нечто такое в нашем воздухе... Да, отношение к России на сегодняшний день очень сложное. И тут в нас просыпается эта национальная черта: а мы докажем, что мы лучше всех. И нам это удаётся!

Для премьера Большого театра Николая Цискаридзе нынешний год - дважды юбилейный: 5 лет он находится на посту ректора Академии русского балета им. А. Вагановой.

А сама академия отпраздновала своё 280-летие концертами в Большом театре и Государственном Кремлёвском дворце, которые прошли с аншлагами.

- Вы, Николай, всегда таким неугомонным были или это с возрастом пришло? Сидели бы себе спокойно в кабинете ректора, почивали бы на лаврах, абсолютно заслуженных. Но нет - бегаете, организовываете, двери открываете, которые для других наглухо закрыты. Один только концерт на Исторической сцене Большого театра, посвящённый 280-летию Вагановской академии, чего стоит - чтобы питерцы в святая святых Москвы танцевали!

- Почему бегаю? (Задумывается.) В какой-то момент мне стало обидно, что наш театральный мир начал рушиться. Менялись руководители - и в администрации, и в художественной части. И каждый следующий был бездарнее предыдущего. А артисты оказывались заложниками ситуации. Когда для учеников балетных училищ отменили отсрочку от службы в армии, когда нам навязывали эту болонскую систему образования, я стучался во все кабинеты, кричал: что вы делаете? К счастью, меня услышали.

И всё это время про меня говорили, что я идиот, что я таким образом хочу прорваться в руководство. Но у меня была лишь одна цель - сохранить это уникальное искусство, которое в России смогли поднять на невероятную высоту, а после подарить, разнести по всему миру.

Я очень спокойный и ленивый человек. Очень! Услышать от меня слово «да» можно очень редко. Но когда за что-то берусь, должен это доделать, как бы тяжело мне при этом ни было.

- На занятиях вы отпускаете в сторону учеников очень едкие замечания. Но ведь сами наверняка помните, как это больно, когда педагог во всеуслышание заявляет, что руки у тебя - как кочерга. Не хочется пожалеть ребят?

- Нет! А их жизнь не будет жалеть! Только самые психологически стойкие люди могут выходить на сцену и каждый раз штурмовать тот олимп, который был взят их предшественниками. Ты должен перепрыгнуть эту планку. Потому что, когда ты недолетаешь, сидящие в зале понимают: всё, пора на пенсию! Так что, как бы жестоко со мной педагоги ни обращались, я, конечно, расстраивался, но понимал: это делается любя. Потому что воспитывать свой организм - это очень непросто. И мои ученики знают, что я могу ругать только за невнимательность. А так я их очень люблю.

- На нынешнем юбилее академии вы вновь вышли на сцену Большого театра. Как ощущения?

- А я отсюда никуда и не уходил - просто перестал исполнять роли классических принцев. Так как я неразрывно связан с моим родным театром (а сейчас - ещё и благодаря моим ученикам), то я вижу всё, что происходит. И лишний раз убеждаюсь: на мою артистическую жизнь выпало чудовищное время - эпоха перемен. Перемен в неважную сторону. Я готов простить человеку, которого, может, не очень люблю в жизни, всё, если он - профессионал. Но если вижу некачественную работу... Когда выпускники Вагановки, а ныне звёзды Большого театра выходят на сцену, никому не надо говорить, что хорошо, что плохо, - всё и так видно. Почему классическое искусство самое сложное? Потому что в нём моментально становится понятно, в какой форме исполнитель, стоит ли ему продолжать танцевать или уже можно начинать клясться в верности песням военных лет или современному танцу.

- Труппу Большого сегодня пополнили дети со звучными фамилиями. Деньги помогают крутить фуэте и делать арабеск?

- Дети со звучными фамилиями на эту сцену попадали всегда - и во времена Советского Союза, и по протекции в царское время. Но! Если во главе стоит профессионал, ты никогда не обратишь внимания, к какой династии принадлежит артист. Потому что он будет занимать своё место сообразно своим способностям. Трагедия в том, что рыба гниёт с головы. И если раньше я это говорил как артист, то сейчас говорю как чиновник, показавший отличный результат. Потому что знаю точно: если сам не прослежу за тем, что детям кладут в суп, как моют туалет, если своими ногами не пройду всё здание академии, всё будет функционировать по-другому. А когда в руководстве сидят люди, которые не понимают всех тонкостей театрального мира, то это отражается на качестве.

- Так, может, у нас в стране всё никак не налаживается, потому что тем, от кого зависит принятие решений, безразличен результат?

- Да! Почему все так ждут прямой линии с президентом? Потому что - и в этом я убедился на собственном опыте - если до него удавалось донести проблему, это решалось всегда. И некоторые получали нагоняй. К сожалению, равнодушие - оно же всегда было. Вспомним «Левшу» Лескова: там всё написано. Что, Николай I или Александр I были виноваты в том, как относились к талантам на Руси? Нет, виноваты в этом чиновники, которые оказались не на своём месте.

- К вопросу про своё место и своё дело. Футбол, как и балет, пришёл к нам с Запада. Но почему в балете нам весь мир рукоплещет, а с футболом как-то не выходит?

- Балет очень хорошо лёг на две наши национальные особенности. Первая: мы должны иметь всё самое крутое. Если дворец - то самый большой, если количество фонтанов - то больше, чем где бы то ни было. Почему Большой театр оказался самым большим в Европе? Потому что московские купцы, узнав об этой затее, подмогли казне, чтобы в Москве построили театр в два раза шикарнее, чем в Милане или Париже. На развлечения - оперу, балет, живопись, оркестры - Россия никогда денег не жалела.

Вторая - балет прекрасно ложится на славянскую структуру мышц. Поэтому же нам нет равных в фигурном катании, художественной гимнастике. А футбол – это не российская история. И надеяться не на что. Так что лучше играть в хоккей - в нём нам есть чем гордиться.

- Сейчас даже завзятые злопыхатели в восторге от того, на каком высочайшем уровне Россия проводит ЧМ. Как нам удалось за считаные дни сломать образ самого страшного народа в мире?

- Характер наших людей, он чем ещё отличается - когда возникает критическая ситуация, в нас рождается какая-то невероятная энергия. Меня поразила история, которую я услышал в Павловске. Когда началась война, девять молоденьких девочек-сотрудниц за считаные недели упаковали все экспонаты музея, статуи, люстры, вазы и зарыли их так, что немцы, даже найдя план парка, не смогли заполучить эти сокровища. А там, чтобы одну люстру снять, пара крепких мужиков нужна. Есть, видимо, нечто такое в нашем воздухе... Да, отношение к России на сегодняшний день очень сложное. И тут в нас просыпается эта национальная черта: а мы докажем, что мы лучше всех. И нам это удаётся!

Второго августа 2013 года Мария Александрова танцевала в «Баядерке» на сцене лондонского Ковент-Гарден. И порвала ахиллово сухожилие. Сразу со сцены ее увезли в больницу, наложили гипс. Она прилетела в Москву – лечиться, восстанавливаться, учиться заново ходить. Никому не говорила об этом, но думала, что на сцену уже не вернется. Какой там балет? И тут пришла эсэмэс: «Возвращайся, мне скучно!» Три слова, но в них было сказано все. Владислав Лантратов тогда был всего лишь ее сценическим партнером. Да, хороший партнер, надежный, симпатичный. Не более. Но вот этих трех слов Маша будто ждала.

– Мне много писали, поддерживали, – рассказывает она сейчас. – Но только один человек потребовал от меня действия. Это был Влад.

Вскоре Лантратов написал снова: на днях будет репетировать со своим педагогом, и там есть еще один зал, куда Маша может прийти и позаниматься одна, никто ее не увидит. «Пока они репетировали, – вспоминает Маша, – я в пустом зале растягивалась, разминалась. Потом спустилась к ним. И Влад с педагогом уже занимались со мной – чтобы я вместе с ними что-то делала».

Лантратов подхватывает: «Мой педагог Валерий Степанович Лагунов заставлял Машу заново изучать балет, с азов: вставать в первую позицию, потом делать батман тандю...» «И Влад всегда был рядом, – перебивает Маша. – Он все это время терпел, при этом мы общались как друзья и как партнеры – и все. Он был для меня закрыт, я знала, что у него есть свои отношения. Но постепенно почувствовала, что этот человек мне дорог. Потому что он сделал для меня столько. Благодаря ему я поняла: вернусь!»

Об их паре можно снимать кино. Хорошую, красивую мелодраму. Есть все составляющие кассового успеха: русский балет, две мировые звезды, травма, постепенное сближение, любовь. Маша кажется своенравной, немного капризной. Имеет право: балерина – это женщина в квадрате. Влад выглядит рубахой-парнем, у него обаятельная улыбка и легкие небрежные жесты. Мы сидим в ресторане «Большой» (а в каком же еще?), они вышли с репетиции, никуда не спешат. Время от времени обмениваются быстрыми взглядами. Так умеют только танцовщики – секундным взглядом послать целый месседж. Влад вдруг наклоняется к Маше, разглядывая серебряные серьги:
– Так, а что это у тебя, я таких не помню!
– Купила на прошлой неделе, пока ты репетировал, – Маша смеется и поясняет мне:
– Просто обычно Владислав покупает украшения. Он знает, что мне нравится.
– А что вам нравится? – уточняю я.
Вмешивается Влад.
– А это знаю только я, – смеется он

Лантратов показывает свое кольцо с двумя сплетенными орлами. Его подарила Маша, когда три года назад он дебютировал в роли Принца Зигфрида в «Лебедином озере». Александрова была в том спектакле Одеттой и Одиллией. Кольцо сделал ювелир Петр Аксёнов, их давний друг. Он же убедил их сняться для «Татлера» в Риме.

– Рим – это была давняя мечта! – восклицает Влад. – Гулять по этим улочкам, по Колизею, попасть в удачный час, без столпотворения, в галереи Ватикана. Я счастлив, что именно так случилось открытие Рима для Маши.

Дело в том, что прима и мировая звезда Мария Александрова ни разу не была в Риме. Везде была, в той же Италии танцевала и в неаполитанском театре Сан-Карло, и в Турине. В Вероне они с Владом как-то устроили целое шоу на знаменитой античной арене. Шоу для себя: на арене никого не было, что большая редкость, даже ни одного туриста из Китая. Премьер Большого театра и народная артистка России решили порезвиться.

– Мы люди балетные, – говорит Александрова. – Мы привыкли «делать» пространство. И когда увидели эту пустую огромную арену, она на нас произвела неизгладимое впечатление. Мы бегали, Владик прыгал, поднимал меня...

Она вернулась на сцену через семь месяцев после того, как в первый раз пришла в зал к Владу тогда, в 2013-м, хотя ей пророчили два года на восстановление. В феврале 2014-го Александрова станцевала в Сан-Карло в «Корсаре» («Сложнейший балет для девочки!» – комментирует сейчас Лантратов). Зал кричал «браво!», а Маша за кулисами переводила дыхание: «Смогла!»

– Ну и, конечно, я поняла, что влюбилась, – говорит Маша. – А дальше... Теперь, наверное, твой выход, Влад?
– А я просто понял, что не могу без этого человека – и все. И с тех пор мы вместе. Я ее добился.
– Добился, да, – кивает Маша. – Он украл мое сердце. Он меня приручил.

Маша на тот момент была в разводе. («В том браке не было ничего интересного», – говорит она.) Но это было действительно укрощение строптивой. Балерины – особые существа, зависли между небом и землей. Белые лебеди – черные лебеди. Балерины круче всех женщин. Потому что сам по себе балет – это как армия, монастырь и фабрика, вместе взятые.

Правда, началось их знакомство сухо и профессионально. Это было восемь лет назад. Тридцатиоднолетняя Александрова, давно прима Большого театра, взяла себе нового партнера в балет «Светлый ручей» – двадцатилетнего Лантратова. Да, это был ее выбор.

– Но ты все равно не узнаешь человека, пока не начнешь работать, – объясняет Маша. – А времени было очень мало. Разговор с партнером у нас в балете строится так: «Я делаю так-то и так-то». И все. И не спрашиваю, можешь ты или не можешь. То есть это надо сделать. И дальше я смотрю, получается у нас или не получается.

Случалось, Маша ругала Влада, но для него это было делом обычным, рабочим процессом. Влад в балете с рождения. Мама Инна Лещинская – ведущая танцовщица Музтеатра Станиславского, старший брат Антон Лещинский – в прошлом танцовщик Большого. Отец Валерий Лантратов – народный артист России, педагог. Сам Влад чертовски талантлив и техничен, не зря же Кирилл Серебренников доверил именно ему роль Рудольфа Нуреева в своем спектакле. Лантратов танцует всю классику Большого, весь репертуар Григоровича.

Так вот, Влад и Маша стали репетировать. Она «Ручей» сто раз танцевала, знала в нем каждый «камушек», а новый партнер – это значит проходить с ним заново весь маршрут. Тратить на него драгоценное время. А у Александровой другие балеты, гастроли, выступления.

Наконец они вышли на сцену.
– Наш спектакль мне очень понравился, – говорит Маша. – Как Влад держался на сцене, как он мною руководил. Тогда я подумала: «Как хорошо, что рискнула с ним!»

Потом прима ввела юношу в «Дон Кихота», в другие балеты. Приятный, надежный парень – это она тоже для себя отметила.
– Но дистанция между нами никуда не уходила.

А потом случилась травма в Ковент-Гарден. Дальше вы уже знаете. Нет, были сплетни, дрязги – это же Большой театр, это же балет, это же две звезды. Но им было все равно, они очень самодостаточный дуэт. Даже на сцене продолжают свои отношения. Александрова может, как она это называет, «пошалить».

– О да, – усмехается Влад. – Она любит устроить сюрприз.
– Вдруг пойти не в ту сторону, – говорит Маша.
– Слегка, незаметно для зрителя изменить порядок, – объясняет Влад. – Сделать шаг в другую сторону. Неожиданно. Повернуть голову: не на меня посмотреть, а отвернуться.
– Или Влад предлагает мне руку, а я ведь могу и отказаться...
– Это легкая импровизация, которая никак не влияет на рисунок танца. Зритель ничего не заметит. Это только для нас двоих.

Вначале прошлого года Александрова ушла из Большого. Нет, она продолжает танцевать там свои балеты, но больше не состоит в штате. Маша давно в таком статусе, что вправе выбирать себе сцены, балеты, кулисы. Лантратов остается премьером главного театра страны. Что для них изменилось? Да особенно ничего. Разве что стало больше расставаний.

– Да, для нас нет сцены важнее Большого, тем более что мы оба представители московской школы, – говорит Влад. – Но мы научились быть более открытыми миру, мы используем те возможности, что дает судьба. Я считаю, что это правильно для артиста. Наш век короток. Когда, если не сейчас?

В августе, когда все поедут в Сен-Тропе, Лантратов и Александрова улетят на World Ballet Festival в Токио. Вместе – там у них десять гала-концертов. Они вообще рады, что у них почти нет свободного времени. Во время разлук созваниваются, очень часто. Общение по видео не любят оба.

– Вроде вот она, рядом, а не дотронешься, – объясняет Влад.

Встречаясь в Москве, они ходят на рынки – Даниловский или Усачевский. Болтают с продавцами, пробуют все подряд. Маша обязательно покупает зелень: шпинат, рукколу, салат. И еще помидоры. Потом они вместе готовят.

– И что, – спрашиваю я, – не убиваете друг друга, когда рядом готовите?
– Нет, – смеется Влад. – Мы же договариваемся, кто что делает.
У них есть участок земли в Подмосковье, пока они только думают, что там построить.
– Стройка – это же кошмар! – говорю.
Маша улыбается:
– Страшнее Большого театра все равно ничего нет, поверьте.

Последний и главный вопрос: когда свадьба? Маша с Владом обмениваются теми самыми мгновенными взглядами. Маша начинает свое адажио:
– Я глубоко убеждена: тянуть мужчину жениться – это одна из глупейших задач. Вы когда-нибудь попадали в субботу на Патриаршие? Туда приезжают все эти свадьбы. И всегда самый несчастный – жених. Это неправильно. Это должен быть счастливый человек, который приводит женщину в свой мир. Он должен руководить этим процессом. Поэтому, мне кажется, это вопрос к мужчине в первую очередь.

Влад с улыбкой исполняет батман тандю:
– Придет время.. – и повторяет, уже без улыбки: – Придет время.