Кто возглавит балет

Гендиректор ГАБТа также сообщил, что должность художественного руководителя балета Большого театра с 18 марта 2016 года прекратит свое существование. "Вместо нее будет учреждена должность директора балетной труппы ГАБТа, аналогом которой является должность артистического директора в других оперных и балетных домах мира", - отметил Урин.

По его словам, обязанности директора балета ГАБТа будут в основном ориентированы на организационную деятельность. "Директор призван заниматься формированием труппы, следить за своевременным и качественным выпуском спектаклей, выполнением гастрольного графика", - перечислил гендиректор Большого театра.

Смотрите также
Урин: в ГАБТе в новом сезоне впервые поставят спектакли Штайн, Туминас, Женовач, Кулябин

При этом он особо подчеркнул, что в обязанности директора балета будет входить и выработка репертуарной стратегии совместно с руководством театра.

Подробнее на ТАСС:
http://tass.ru/kultura/2152056

В конце октября в Большом театре объявили имя нового художественного руководителя – им с апреля станет Махар Вазиев. С ним уже обсуждалось перспективное планирование?

— Конечно, он посвящен в ближайшие премьеры и премьеры следующего сезона, потому что в больших театрах (и здесь я имею в виду не только Большой), принято работать на перспективу, и многое задумывается на несколько лет вперед.
Махар Вазиев ознакомлен с планами, надеемся, что он активно приложит руку к дальнейшему планированию. У него очень большой опыт руководителя. Есть свое огромное знание балетной драматургии и стилей. Надеемся, что все это вместе будет работать на развитие балетной труппы.
Кроме того, Вазиев очень любит работать с самой труппой: коллекционировать таланты, использовать индивидуальные возможности артистов. Нам бы очень хотелось, чтобы он продолжил развитие балета Большого театра, который благодаря общим усилиям является уникальным коллективом с великолепными творческими возможностями артистов.

– Планы, которые ранее обговаривались с Сергеем Филиным, могут быть скорректированы по требованию нового балетного лидера?

— Безусловно. Может быть, не ближайшие, потому что следующий сезон уже достаточно жестко выстроен и связан с крупными именами. В каких-то других частях — да, наверное, и Вазиев сможет еще что-то дополнительно предложить. Но это будет только коррекция, поскольку все основные работы сформулированы.

– «Новое» видение худрука проявится через сезон?

— Почерк руководителя на любом уровне начинает проявляться на третьем годе сотрудничества. Первый сезон — всегда переходный. Второй — возможная ретушь, какие-то изменения. Такой театр, как Большой, это огромная производственная машина, которая вынуждена иметь перспективные планы, ибо работает в мировом пространстве.
Иногда жизнь вносит изменения в планы, но собственная позиция руководителя становится всё более очевидной на третий год, а результат стратегии проявляется еще позже.

– Отдел перспективного планирования и специальных проектов общается по театральным вопросам только с генеральным директором и художественными руководителями оперы и балета?

— Да. Отдел перспективного планирования — это, если хотите, сенат или тайная канцелярия. В отдел поступает много предложений от партнеров и задания от руководителей театра. Есть команда, в которой идет обмен мнениями, и где каждое мнение важно.
Как формируется репертуар? Первая мотивация – театр работает для людей, для зрителя. Вторая — как сделать так, чтобы самому творческому коллективу было интересно жить, развиваться, двигаться вперед.
Существуют театры одной руководящей воли. У нас играет «сборная», в которой, как минимум, три «нападающих» — генеральный директор и художественные руководители. Я участвую в диалоге, общих дискуссиях по стратегии каждого коллектива (оперы и балета), разрабатываю варианты и возможные пути. Но принятие решения лежит на генеральном директоре, который в конечном итоге несет за все ответственность.

Когда гендиректор Урин упразднил привычную для России должность художественного руководителя и ввел должность артистического директора, многие предположили, что на самом деле это переименование ведет к ограничению полномочий балетного руководителя. Что в его обязанности будет входить прежде всего работа с труппой, обеспечение качества спектаклей, а не выработка репертуарной стратегии. Вы обговаривали с Уриным ваши полномочия и обязанности?

— Думаю, переименование — просто дань мировой практике. Посмотрите: в «Ла Скала» я — директор балета, в Парижской опере — тоже директор балета, везде директора. Директор балета отвечает за все, в том числе за репертуар. От ограничений я настрадался, когда был заведующим труппой в Мариинском театре.

— Но вы же знаете, что в Большом есть отдел спецпроектов, который возглавляет супруга гендиректора Ирина Черномурова. Она успешно занималась тем же и в музтеатре Станиславского, когда его возглавлял Владимир Урин. Этот отдел выбирает, что будет ставить театр из новейшего репертуара. Вы выяснили, за кем будет последнее слово?

— Мне кажется, если Ирина выберет что-то, что мне покажется неуместным, будет так, как я сказал. Но по большому счету это некая провокация. Да, есть отдел перспективного планирования, проекты обсуждаются совместно, дальше — реализация этих проектов. Не вижу проблем. В прессе я читал, что Ирина Черномурова будет чуть ли не руководить балетом Большого. Это мне кажется забавным. Но мы договорились, что те проекты, которые были спланированы до меня и по которым уже подписаны контракты, надо выполнять.
Подробнее: http://www.kommersant.ru/doc/2840872

Впервые в Большом театре два замечательных хореографа Пол Лайф и Сол Леон (знаменитый дуэт, возглавивший после ухода Иржи Килиана Нидерландский театр танца) поставят свой балет. А также Ханс ван Манен. Спектакль будет идти не на Новой сцене, которая почему-то считается экспериментальной, а на Исторической, потому что это высочайший уровень хореографии.

Взять хотя бы такое неизменно радостное событие, как "Щелкунчик". Если этот спектакль показывать весь декабрь и весь январь, можно вообще не заботиться о зрителе — все билеты будут раскуплены на корню. Я к телефону, честно говоря, стараюсь не подходить в это время — бесконечные звонки…

- Не могу не спросить про "Золотую маску", одним из отцов основателей которой Вы являетесь. То, что с ней происходит, на Ваш взгляд, ей, театру на пользу?

- За 20 с лишним лет премии и фестиваля "Золотая маска" доказала свою состоятельность, и любые попытки объявить ее устаревшей, бессмысленны. Если посмотреть на людей, пытающихся это сделать, то получится, что те, кто объявляют ее пережитком прошлого, еще вчера выясняли, почему их театр не включен в список номинантов. Слишком много личностного, амбициозного вокруг этой премии. И эти амбиции, к сожалению, часто не лучшим образом проявляются у моих коллег. Отношусь к "Золотой маске" с колоссальным уважением, не потому, что в свое время участвовал в ее создании. Я вижу, во что она превратилась. Я вижу результаты этого, замечательные результаты. И прежде всего – театральный фестиваль, аналогов которому нет нигде в мире. Фестиваль всех жанров искусств, всех – и театр кукол, и театр для детей и юношества, и драматический театр, и оперный, и балетный. Всех жанров, которые только существуют — и мюзиклы, и оперетта. И слава тем, кто на это работает, потому что, повторюсь, такого в мире вообще не существует. Причем этот фестиваль ежегодный. Надо анализировать, корректировать — может быть чуть-чуть потеряно за эти 20 лет. Или наоборот — не очень подчиняться веяниям времени, отстаивать какие-то очень важные ценности. Причем, мне кажется, что обе стороны — и рьяно защищающие "Золотую маску", и те, кто ее не принимает, в своем максимализме наносят ей только вред. Надо пытаться слышать друг друга, слушать и корректировать. Но, повторюсь, при одном единственном условии. "Маска" должна быть абсолютно независимая, она должна быть профессиональной премией. Профессионалы дают премию, и в решение профессионалов никто не должен вмешиваться. Это абсолютно однозначная позиция. Никто не должен вмешиваться. А дальше мы оцениваем уже по процессу. Дальше уже давайте обсуждать: что получилось, что не получилось, что справедливо, что не справедливо. И если мы понимаем, что что-то не так сработало, ну так это корректива. Корректива, а не разрушение. Есть же субъективность восприятия, да, искусство, как ни крути, вещь субъективная. И то, что что-то не вошло, что-то не заметили, что-то пропустили, — нормально для такой громадной театральной страны, как Россия. А все, что касается премии, — это театральная игра. И относиться к этому, как к тем, кто претендует на эти премии, так и к тем, кто их получает, надо с большим чувством юмора. Ну, правда, ну нельзя, нельзя ни в коем случае из этого устраивать битву идеологий. И под это подводить идеологическую базу. Я смотрю на это, думаю: ну играем, играем. Только, правда, не надо заигрываться.

Я неожиданно понял, что директор Большого театра в сознании многих людей — человек, который занимает такую должность, должен обязательно все понимать, все знать, во всем разбираться. И я вдруг начинаю ловить себя на том, что включаюсь в эту игру. Потом думаю: "Что я делаю?! Зачем я это делаю? Это же не так, это не так". На самом деле, наша жизнь такая, что все время задает вопросы, на которые зачастую с большим трудом приходится искать ответ. И они не трафаретны, они часто меняются. И можно не заметить, как ты что-то говорил, продолжаешь говорить, а время уже ушло далеко вперед. А тебя убедили, что ты, поскольку ты — директор Большого театра (!), ты все знаешь, ты на все можешь ответить. Неправда это. Неправда.