Ева Ла Йербабуэна
(Eva La Yerbabuena)
Родилась в 1970 в Германии (Франкфурт).

"Я всегда говорила, что в искусстве фламенко все уже открыто. Максимально возможное нововведение состоит в том, чтобы быть самим собой, чтобы станцевать фламенко настолько лично, насколько это возможно".

Ева - байлаора со сложившимся стилем. Она училась танцевать в Гранаде у Марикилла, Ангустас и Энрике эль Канастеро, позже оттачивала свое мастерство у Марио Майя Хавьера Латорре и Антонио Каналеса. Она начала танцевать профессионально, когда ей было только пятнадцать лет, в группе Рафаэль Агилар, после она перешла в группу Пако Мойано (1987). Ева танцевала с такими знаменитыми танцорами, как Хавьер Барон, Мерче Эсмеральда, Манолете, Хоакин Кортес, Рафаэль Кортес и Эль Гито. Она даже танцевала вместе на одной сцене с легендарным Михаилом Барышниковым.

В 1988 году Йербабуэна создала собственную танцевальную группу, которая состояла из молодых и очень талантливых танцоров. Она танцевала и ставила хореографию в то время как ее муж, гитарист Пако Харана, писал музыку для ее группы. Их признают во всем мире: в театре de la Ville в Париже, в Opera in Wupperthal в Германии, на фестивале «Tampere Flamenco», в на фестивале Mont de Marsan во Франции, на Выставке в Ганновере (Германия).

К настоящему времени Ева Ла Йербабуэна уже завоевала значительные награды: Национальную премию танца в 2001 году, - премию, которой также были удостоены другие великие танцоры: Кристина Ойос и Антонио Каналес. В 1992 году Еве присудили премию «La Mejorana» на конкурсе национального искусства фламенко в Кордове. Однако она отказалась от этой награды, т.к., по ее мнению, присуждение других премий в этой категории было несправедливым.

В 1998 году она поставила для Национального балета Испании «Mi niña Manuela», в 2001 году Ева начала преподавать в Университете Альбукерке (США, Нью-Мехико). Она также снялась в фильмах «Flamenco Women» (1997) и «Hotel» (2001), режиссер обеих этих картин – Майк Фиггис.

О фильме «Flamenco Women»

В 1997 году Майк Фиггис, автор номинированной на «Оскар» картины «Покидая Лас-Вегас», снял пятидесятиминутный фильм о том, как группа исполнителей фламенко в течение нескольких дней готовится к премьере нового шоу. Фиггис в фильме выступает не только режиссер как, но и как музыкант: играет соло на трубе. Среди зрителей: Альмодовар, Мариса Паредес, Сальма Хайек. Съемки проходили в Мадриде, в знаменитом Centro de Arte Flamenco y Danza Española Amor de Dios.

Майк Фиггис рассказывает, что идея такого фильма пришла к нему в конце 1980-х. Он тогда впервые увидел фламенко «вживую» и был совершенно захвачен зрелищем: «Я никогда в своей жизни не видел женщин, похожих на этих. Они, казалось, так гордились принадлежностью к своему полу и своей чувственностью. И это была не агрессивная чувственность, направленная на подавление мужчины, а женственность, уверенная в себе… И я решил сделать фильм о женском фламенко".

Несколькими годами позже на одном из кинофестивалей Фиггис встретился с Педро Альмодоваром, о котором сказал следующее: «Что меня восхищало в его фильмах, помимо прочих вещей - так это важность и серьезность тех ролей, которые у него играют женщины. Он объяснил мне, что испанская культура - женская по существу, и что лучшие актеры в Испании – женщины».

Еще через несколько лет Фиггис увидел в записи выступление Евы (как он вспоминает, на видеокассете и в плохом качестве) и решил снимать именно ее.

Фиггис: «Когда я снял ее в своем фильме, я послал запись великому американскому балетному хореографу Уильяму Форсайту, и тот сказал, что это изменило его взгляд и взгляд его труппы на танец. Это подсказало им, что в танце надо использовать сердце в большей мере, чем интеллект».

Ева Ла Йербабуэна о Майке Фиггисе:

«Он не захотел пригласить исполнителей, работающих вместе. Он хотел видеть, как они будут строить отношения с чистого листа».

«В мире фламенко много проблем. Я сталкивалась с ними и задавалась вопросом - понимает ли Майк, что он затевает. Во фламенко очень сильна конкуренция. Танцовщики часто отказываются делиться секретами своего мастерства. Некоторые преподаватели не показывают ученикам свои «фирменные» па. В худшем своем проявлении путь к вершине во фламенко напоминает гонку».
Интервью c Евой Йербабуэной

Ева только что прибыла на 17-й Фестиваль в Хересе, который она открыла своей новой постановкой «Lluvia» («Дождь»).

- О чем Ваша новая постановка «Дождь»?

- «Дождь» – дань меланхолии, любовной потере, желанию связи, которая невозможна. Я не могу представить себе художника, который не грустит, особенно когда он творит. Мой муж (Пако Харана) и моя дочь всегда говорят, что я очень меланхолична. Я согласна с ними. Считаю, что сейчас я должна высвободить всю эту грусть и все, что есть внутри меня. Эта постановка странная, уникальная и так отличается о всего того, что делала группа на протяжении последних десяти лет. Даже музыка, костюмы, хореография, все отличается. Здесь даже часть «Palabras rotas» с особой хореографией, она является посвящена глухим людям, с которыми нам посчастливилось работать. Мы познакомились с жестовым языком благодаря Пепе Тирадо. А Орасио Гарсия написал стихи для этой части. Я действительно рада, что у нас есть эта часть в постановке.

- А почему вы назвали постановку - "Lluvia" («Дождь»)?

- Потому что дождь может означать все, что угодно. Для меня дождь - это жизнь и смерть. Почти ничто. Это может означать слезы, рождение, надежды и печали ... многие вещи.

- Как Вы превращаете эти мысли и чувства в хореографию?

- Это нелегко. Я думаю, что это одна из самых полных постановок, которые я когда-либо делала. Здесь есть тарантас, левантика, мурсиана, солеа, булериас, тангильос де Кадис и прекрасный тремоло "El sin fin de la vida", сочиненный Пако Харана, он «держит» сюжетную линию, «ведет» музыкальную тему от начала до конца.

- Что подвигло Вас на эту постановку?

- В последнее время я стала замечать недостаток чувствительности. Человек становится все более холодным, замороженным, что сильно пугает меня. Такое можно видеть изо дня в день, в повседневной жизни, и ты спрашиваешь себя, почему так происходит. Это волнует. Начинаешь задавать вопросы. Кажется, что у вас есть все 5 чувств, и вы пользуетесь ими. Однако вы понимаете, что у некоторых они есть, а у других нет. Некоторые люди смотрят и не видят. Вы не слышите, не чувствуете запахи… Я думаю, что некоторые люди, у которых нет одного из чувств, другие чувства развиты сильнее.

Вот это одна из тех вещей, которые мне интересны, я даже попросила встретиться с директором и психологом ONCE (Испанской организации слепых), чтобы получить возможность задать детям несколько вопросов. Это был изумительный опыт. Естественно, я немного нервничала, но к моему удивлению, когда учитель представил меня классу, дети запели «Eva María se fue». Это было забавно. В процессе общения с ними меня удивила одна вещь: они не могли поверить, что в глазах человека можно увидеть нечто большее, чем сами глаза. Я была также удивлена тем, что слепые дети никогда не улыбаются, они смеются, но не улыбаются. То, что они делают, идет от сердца. Мы все, рождаясь, кричали. В этом мы все равны. Такие вещи заставляют задуматься.

- Не могли бы Вы описать процесс превращения мыслей в танец?

- Пасмурные дождливые дни переворачивают все внутри меня, как поток воды. Если я не могу выйти из дома, я беру ручку и записываю то, что чувствую. После я возвращаюсь и думаю: "Боже мой, вот что я чувствовала в тот день" и "Как я могу передать это на сцене?" Вот как все начинается. Помимо того, что у меня есть, мне нужна разнообразная музыка, нужны вокалисты, которые поют, а не говорят, это непросто. Вещи приходят сами. Нужны декорации, которые создают атмосферу: дверь, улицу, стену, любые повседневные предметы. В зависимости от того, что видишь вокруг, ты вспоминаешь или придумываешь идеи.

- Когда Вы ставите танец, Вы стараетесь сочетать современные вещи с традиционными?

- Я не хочу ограничивать себя, я хочу идти вслед за идеями. Я не стремлюсь делать современный танец. Сказать так было бы ошибкой, потому что я не знаю, как это делать. Я не могу сказать: "Я собираюсь создать современное танцевальное шоу". Это абсурдно. Я просто закрываю глаза, слушаю музыку, и если во время музыки мне хочется быть на земле, я остаюсь на земле. Я не хочу ограничивать себя, я собираюсь следовать за идеями, а там увижу, что из этого выйдет.

Я не стремлюсь, чтобы люди поняли то, что я пытаюсь сказать. Нет. Я хочу, чтобы люди сидели и испытывали чувства, чтобы им было интересно…

Я не могу обманывать себя. Если я слушаю музыку, и она заставляет меня делать что-то, я делаю. Я делаю, потому так чувствую, а не потому что ищу красивое, чистое и технически совершенное движение. Я не обращаю внимание на это.

- Что Вы ищете? Творческие, инновационные, выразительные вещи?

- Я говорила давно, в 98, что уже нечего изобретать, все сделано. И я по-прежнему так считаю. Все уже сделано, давайте не будем детьми. Давайте исследовать то, что было сделано. Есть вещи 40-х и 50-х годов, которые удивляют. Я думаю, то, что сейчас мы называем инновационной деятельностью, смешно. Единственное нововведение, которое может быть сделано, это реализовать замысел по-своему, уникально. Чтобы люди сказали: «Она имеет свой стиль, свою линию». Наибольшая инновация для художника заключается в том, чтобы создать свой стиль. Вот что я ищу, и ничего более.

- «Lluvia» должна заканчиваться солеа, Вашим лучшим стилем.

- Для меня Solea является матерью фламенко, я всегда говорила это. Чтоб танцевать солеа, нужно иметь ощущение мира, гармонии и преемственности. Вы мать, женщина… Солеа глубок, он идет туда, где есть это ощущение…

Я не боюсь проводить подобные аналогии. И, конечно, в этой постановке есть солеа. Это не та солеа, которую привыкли видеть. Есть первая солеа, сделанная в 1998-м, та, к которой все привыкли. После этого была другая солеа - в "El Huso de la Memoria". А теперь это - другой мир, совершено другой. Солеа в "Lluvia" - особенная. Я всегда говорила, что познаю себя через фламенко. Постепенно узнаешь себя глубже, и эта солеа – определенный аспект моей индивидуальности, иной способ мышления Евы. Я должна открывать эту свою сторону шаг за шагом, она только рождается.

- Вашей последней постановкой"Santo y seña" Вы отметили 10-ую годовщину Вашего танцевального коллектива, звездный час Вашей карьеры, каким Вы видите свой наиболее успешный период творческой деятельности?

- Я очень счастлива. Это был очень интенсивный период, время для того, чтобы учиться. Эти 10 лет дали мне опыт взаимодействия с людьми в танцевальном коллективе. Опыт вовлечения людей в то, что ты создаешь.

Мне не нравится останавливаться в прошлом, в воспоминаниях. Не то, чтобы я не чувствую себя счастливой и гордой, но мне нравится жить в настоящий момент. Прошлое закончено. Я - все еще Ева, нормальный человек, которому нравится быть дома, ходить на рынок, готовить, убираться. Я достаточно успешна в своей любимой работе, и я соревнуюсь только с самой собой, ни с кем больше. Мне не нравятся примадонны.

Фламенко дал мне язык, способ обнаружить себя, узнать себя. Именно поэтому я люблю его так безоговорочно.

- Кажется, сейчас танцующие женщины имеют больший статус, чем танцоры мужчины. Ева Йербэбуена, Сaра Барас, Мария Пахес, Фюансанта Ла Монета, Росио Молина, и др.

- Всегда были женщины. Не только сейчас. Прежде были Ла Аргентинита, Кармен Амайя, Пилар Лопес… Во фламенко больше женщин – так было всегда, еще до того, как мы родились.

Верно, что должно быть больше мужчин, хотя женский танец и лучше, чем мужской. Но мужчины во фламенко все же есть. Есть Хоакин Кортес, Антонио Каналес, Адриан Галья, Антонио Маркес. Действительно это проблема; есть сферы, в которые очень опасно входить. Хотя…войти нетрудно - трудно остаться. Вы должны смотреть вперед, но с осторожностью.

- Считаете ли Вы, что фламенко постепенно становится все более распространенным, заслуживающим признание?

- Кажется, мы начинаем понимать ценность фламенко. Я верю, что это правильный путь. Проблема состоит в том, что фламенко очень привлекательно. Мы знаем, что оно популярно за границей, и многие люди делают из него деньги, они настоящие суки, простите за выражение. Многих людей привлекает запах денег, как, например, Lopera.

В последнее время артистические и человеческие качества не столь важны. Люди хотят легко продать фламенко, вот и все. Если артист приносит себя в жертву сцене, то и люди, которые продают фламенко как продукт, тоже должны чем-то жертвовать и рисковать.