Лариса Петровна никак не могла избавиться от ощущения, что та говорит о буре, накаты которой надо выдержать, не утратив в себе человеческое начало. Иногда в подобных рассуждениях ей даже слышался шум огромных черных крыльев. Во всяком случае, все эти «кампании» она ощущала отнюдь не чьей-то попыткой удержаться у власти методами, которые никому ничем не помогли, а именно натиском черной бури, где люди, мнившие себя «кукловодами», исполняли роль жалких картонных марионеток.
Вот и сейчас, слушая всхлипывания пианистки, она услышала это хлопанье огромных черных крыльев почти у себя над головой. Лариса Петровна сразу поняла, что рассказанная пианисткой ужасная история травли пожилого человека, ее педагога по классу фортепиано, является девятым валом «педофильской кампании», начавшейся с осуждения чиновника Минавтотранса.
Эти истории начались почти в одно и то же время. Маленькая дочь осужденного чиновника упала с лестницы. Перепуганные родители вызвали скорую помощь. В детской городской клинической больнице девочке сделали все необходимые анализы, выяснив, что ребенок абсолютно здоров, если не считать ссадин. Но в анализе мочи были якобы обнаружены неподвижные сперматозоиды. Правоохранители решили, что Элю изнасиловали, и сделал это её отец. Его жена заявила, что в больнице анализы перепутали. Повторное исследование сперматозоидов в моче девочки не выявило. Основным доказательством преступления чиновника Минтранса стало экспертное заключение одного из «центров экспертизы», которые моментально возникли из ниоткуда.
Само возникновение таких «центров», как в поддержку «борьбы с экстремистами», так и для удобства осуществления «борьбы с педофилией», говорило о серьезной предварительной подготовке очередной «кампании». В случае с дочкой чиновника по рисунку ребенка, на котором была изображена женщина-кошка, эксперт сделала заключение, что на рисунке «выраженные бедра и грудь», поэтому «девочка в курсе гендерных различий и вовлечена в сексуальные взаимоотношения».
Экспертиза производила столь же шокирующее впечатление какой-то демонстративной бесчеловечностью, как и в случае с «мадам Огурцовой», где «эксперт» сам себя предупреждал об ответственности, сам себе ставил вопросы и выносил заключение на самостоятельно отобранных кусках текстов, не указывая адреса статей, где он это выбирал. Поэтому уже и в прессе осужденного чиновника стали называть не иначе, как «педофил по ошибке».
Но по понятным соображениям, сама «мадам Огурцова» предпочитала не комментировать «педофильскую историю» чиновника, хотя многие посетители блога интересовались ее мнением. Сосед Ларисы Петровны с грустью сказал: «Они нарочно такое обвинение мужику подобрали, чтобы его женщине было противно защищать. А пока мадам Огурцова в этом точку не поставит, сиди и думай, что тебе могут пришить перед проверкой из налоговой…»
Ларисе Петровне и тогда было очень жаль этого молодого мужчину, за которого сражалась одна его жена. Органы прокуратуры неоднократно старались «вразумить» несчастную, чтобы она вместе с другими ощутила радость «избавления семьи от педофила», а та лишь плакала и уверяла всех, что ее мужа оклеветали.
Лариса Петровна тогда впервые решилась написать блогерше «в личку», хотя понимала, что осужденной на двадцать тысяч рублей за некий «экстремизм», элементарно опасно бросаться на выручку «педофилу». В средствах массовой информации уже прозвучали предложения главы государства – приравнять всех «экстремистов» к педофилам, чтобы подвергнуть их не только общественному остракизму, но и… химической кастрации. Все эти юридические нововведения подавались под соусом заботы о подрастающем поколении.
Прочитав такое, Лариса Петровна испугалась не только за себя, за мужа, за соседа по компьютеру, но и за тех, кто говорит подобные вещи вслух. Однако к таким наездам «мадам Огурцова» не осталась безучастной, заметив в одной из статей блога, что к педофилам надо приравнять, прежде всего, тех, кто уличен в коррупции и взяточничестве, поскольку мздоимцы на государственных должностях растлевают молодое поколение намного изощреннее педофилов.
На письмо Ларисы Петровны она ответила, что могла бы рискнуть и попробовать защитить этого чиновника, если бы тот раньше проявил гражданскую позицию, чтобы было видно, из-за чего на самом деле с ним приключилась подобная «педофилия». А когда они о нем ничего не знают, то сложно судить – педофил он или нет.
Вот когда к ней самой явились с обыском, она радовалась тому, что успела сказать главные вещи, потому, что бы с ней ни сделали, кем бы ни объявили, всегда можно установить истину. Из этого она сделала вывод, что Ларисе Петровне надо самой начинать более активно выступать в сети, несмотря ни на что. А то объявят экстремисткой или педофилкой, так она хоть сама будет знать, за что ей такое прилетело.
В конце письма шла приписка, что она попробует всю эту историю превратить в фарс, но не ручается, что это сильно поможет уже осужденному чиновнику. Но может это сгодится кому-то другому.
Буквально через пару дней после этого письма в Интернете появились фотографии молодой женщины в кожаных трусиках и бюстгальтере, высоких сапогах и хлыстом. Девушка была снята на лесбо-садистских представлениях, в которых стремилась стать звездой подиума. Как выяснилась, эти извращенные выступления и были истинной личиной «эксперта», давшей заключение по поводу «вовлеченности в сексуальные отношения» дочки осужденного чиновника.
В «центры», спешно созданные к кампании «борьбы с педофилией», выдававшие «экспертизы», по которым людям грозило до 20 лет тюрьмы, набирали «экспертов» из садо-мазо-шоу с явными психическими отклонениями…
По этому поводу в Интернете разгорелся скандал, но, как и предупреждала «мадам Огурцова», эти пикантные подробности «из жизни экспертов» мало помогли самому осужденному чиновнику, но полностью изменили общественное отношение к его жене и дочери, а главное к подобным кампаниям «по борьбе».
Уже тогда Ларисе Петровне пришли в голову мысли самого «экстремистского» содержания. Вряд ли она могла с кем-то поделиться этими навязчивыми ощущениями, что она видит, будто задумывалась и претворялась в жизнь эта «педофильская кампания» вовсе не людьми. В этих историях зашкаливали ее личные представления о бесчеловечном или даже внечеловеческом. Иногда ей казалось, что за этим кошмаром стоит… женщина-птица с огромными черными крыльями и безжалостным взглядом. Она пыталась как-то методически анализировать эти странные фантазии, но каждый раз в сознании неизменно всплывали смертельная бледность лица, обрамленного черными вьющимися волосами, и какой-то давний страх перед бездонной пучиной холодного взгляда крылатой женщины. Впервые сдавшись на милость собственных интуитивных ощущений перед разумными доводами, которые не раз ее подводили в последнее время, она чувствовала, что эта женщина, в реальность которой она уже верила с рядом существенных допущений, лишь прикидывалась человеком, появляясь то там, то здесь, получив почти неограниченную власть в органах прокуратуры.
– Мы уже по своим каналам попытались привлечь к этой истории телевидение, – всхлипывая, рассказывала пианистка. – Журналисты сняли сюжет о «деле» нашего «педагога-педофила» для авторской передачи, но он в программе не вышел. В понедельник редактор передачи выложил сюжет в открытый доступ в Интернете. От комментариев касательно своего будущего на канале редактор воздержался. По состоянию на сегодняшний день он там работает… вроде бы.
Новый скандал с «педофилией» на этот раз возник в отношении педагога центральной музыкальной школы с огромным стажем, пользующегося любовью и уважением своих учеников.
Понятно, что старых заслуженных педагогов, создавших славу учебного заведения, кому-то очень хотелось заменить на новых, пока ничем себя не проявивших, но весьма желавших воспользоваться плодами чужого труда. Ясно было и то, что новые преподаватели, «получив урок» на примере старого пианиста, объявленного «педофилом», впредь будут осторожнее, а собственное мнение будут всегда согласовывать с мнением начальства.
Ей было понятно, почему решили «поставить на место» именно этого известного педагога, мешавшего планомерно разрушать систему образования в прославленном заведении, давшем России столько известных пианистов. Но особый бесчеловечный цинизм проявлялся в том, что дети в этой травле использовались в качестве лжесвидетелей, причем, для обвинений, которые самим «пострадавшим» наносили изощренную психологическую травму на всю жизнь. И такие «педагогические новации» вполне устраивали правоохранительные органы, а главное, представляли особые «удобства» органам прокуратуры. Ведь в таком случае они вставали «на защиту ребенка, которому «показалось», а вовсе не занимались травлей живого человека, уничтожая всю его жизнь.
И все это творилось с известными людьми – в разводах, связанных с дележом имущества, в служебных разборках, при попытке освободить место «родному человечку». Между тем, наигранная «беспомощность» правоохранительных органов в отношении настоящих педофилов, уже привела к народным бунтам с попытками самосуда, поскольку эта «педофильская кампания» вовсе не была направлена на действительную защиту прав ребенка. Дети использовались взрослыми участниками «борьбы с педофилией» в качестве предлога, чтобы свести счеты с невиновным человеком. Никому не приходило в голову, какую травму мог получить ребенок на всю жизнь, поучаствовав в подобных «следственных мероприятиях».
Из своего личного опыта Лариса Петровна хорошо знала, что в таких случаях с правоохранительными органами можно было договориться по сходной цене, без «давления сверху». Но в случае с педагогом такое и предлагать не имело смысла. Заявление на него подала мать одной из учениц, которую он готовил к международным конкурсам юных пианисток.
Девочка показывала хорошие результаты, но завоевывала лишь вторые места. Ей явно не хватало вдохновения, какой-то «искры божьей». И отсутствие этих необходимых в творчестве «мелочей» было бессмысленно пытаться наверстать муштрой. Это и пытался объяснить матери девочки старый пианист, когда она пришла просить его о дополнительных занятиях.
Огорченная мать решила, что педагог намеренно старается больше заниматься с другими детьми, более талантливыми, на его взгляд, в ущерб успехам ее дочери на конкурсах.
Написав заявление, она поинтересовалась у пианиста, будет ли тот больше заниматься с ее дочерью. Оскорбленный педагог наотрез отказался заниматься с дочкой вообще. Тогда ее мать заявила, что теперь она прекратит дело лишь после крупной суммы, которую он должен ей передать для работников прокуратуры.
– Понимаешь, Лариса, в нашей профессии очень важно иметь правильную осанку, ведь даже каждая нота приписывается – каким пальцем ее можно брать. Педагог поправляет ноги, руки, корпус… А она его обвинила, что он «трогал» ее дочь! А как ее научишь, если не «трогать»? Но у нашего «дедушки» класс за стеклянной дверью, а в самом классе стоит диван, там постоянно сидит множество учеников! Теперь их допрашивают, как их учитель «трогал» дочку этой ужасной женщины!
